Свои планы глубочайшего преобразования человеческого общества, установления справедливого, естественного и разумного строя Кампанелла неизменно связывал с ожиданием космического переворота, гибели и обновления мира в огне
Необходимость и неизбежность радикальных перемен он обосновывал библейскими пророчествами, откровениями средневековых святых, предсказаниями древних мудрецов. Он ссылался на необычайные природные явления: на землетрясения, голод, эпидемии, наводнения, а более всего - на знамения небесные, на появление новых звезд и комет, на неожиданные отклонения в движении светил. Все это являлось для калабрийского философа и революционера бесспорным свидетельством приближающегося конца света, которому, по его убеждению, должно предшествовать установление справедливого общества - <царства божьего> на земле.
Не для того чтобы увлечь за собой невежественных и суеверных земляков-участников калабрийского заговора, не для того чтобы ввести в заблуждение королевских судей, ссылался Кампанелла на пророчества и знамения. В астрологических и натурфилософских трудах, в многочисленных политических сочинениях он обосновывает программу преобразования мира приближением космической катастрофы. Даже в строгих и трезвых <Политических афоризмах>, в которых он, по собственным словам, <основал политическую науку>, иногда вдруг четкие формулировки рассудительного политика сменяются поэтическими озарениями пророка: <Завершится мирское владычество, когда всякое государство превратится во всякое государство, и всякая секта - во всякую секту, и всякое мнение - во всякое мнение; и наступит конец света, когда всякая вещь станет всякой вещью в изменчивом мире и мирские числа будут снесены и побеждены числами вечными>. Туманное пророчество, в котором диалектика Гераклита смешана с мистикой чисел пифагорейцев, проясняется в более земном плане в другом афоризме: <Поскольку переменятся все секты и религии и их главные формы и формы других сообществ, человечество с необходимостью придет к первоначальному естественному и божественному государственному устройству, чтобы правил один первосвященник с сенатом оптиматов, избранным лучшими и из их числа, как постановил бог и как я доказал в <Христианской монархии>, что в соответствии с пророчеством и по естественному круговороту вещей должно прийти к первоначальному невинному естественному состоянию> (28, стр. 121 - 122).
<Естественный круговорот вещей> в философии Кампанеллы обозначает естественноисторическую закономерность. Непознанная, она именуется <Роком, судьбой и случаем>, но, осознанная людьми, воплощается в <благоразумии> человеческого поведения, считающегося с обстоятельствами, в которых воплощен ход вещей (23, стр. 85 - 86). <Когда люди следуют предвестиям Рока, все их дела процветают, когда идут против Рока, то оказываются в затруднении>, - писал он в <Испанской монархии> (23, стр. 93).
Но если в небесных знамениях Кампанелла видел предвестие грядущих перемен, если пророчествами стремился освятить задуманное им преобразование мира, то отнюдь не стояние звезд наталкивало его на мысль о необходимости глубоких общественных преобразований. Не с небес на землю низ водился общественный идеал Кампанеллы: выведенный из трагической земной действительности, из современного ему состояния общества, из очевидных и нестерпимых бедствий народных, он в теории грядущих мировых катаклизмов получал лишь свое философское и теологическое оправдание.
В основе его размышлений о будущем человечества лежала забота о судьбах родной земли, о страданиях и бедах его земляков, калабрийских ремесленников и крестьян.
Сын нищего сапожника, с детства узнавший горести доведенных до отчаяния бедняков, он не забывал о них ни в просвещенной Падуе, ни в неаполитанских тюрьмах, ни в окружении католических прелатов, ни при дворе французских королей.
И в проповедях своих, и в объяснениях, написанных после провала заговора, Кампанелла говорил не только о том, что звезды повыходили из своих орбит, что Солнце приближается к Земле, что произошло наводнение Тибра, что были многочисленные чудесные видения, - он ссылался и на невыносимое положение, сложившееся в Калабрии, на гнет налогов и разорение крестьян, на раздоры в городах, на набеги турок и местных бандитов. <Слышались жалобы от каждого встреченного на дороге крестьянина, писал он в <Заявлении> во время следствия, - и от всякого, с кем я заговаривал, я узнавал, что все расположены к переменам> (77, стр. 153).
В одном из последних своих политических сочинений, обращаясь к французам, Кампанелла вложил в уста Карла Великого печальную повесть о бедствиях родной страны. <Взгляните на Италию, - писал в 1635 г. шестидесятисемилетний изгнанник. Ваш король одной с вами крови, и даже если он варит вас, то не ест, и если стрижет вас, то не сдирает с вас шкуру, как поступают в Италии без удержу враги ее испанцы, а также отчасти и местные государи. Там есть места, где существует налог даже на вступление в брак, так что человек платит налог государю за то, что произведет на свет детей - новых подданных для него: вещь столь же возмутительная, как если бы солдат платил жалованье генералу, а работник - хозяину. Кроме того, и тот, кто покупает участок земли, и тот, кто продает, обязаны заплатить по десять процентов уплаченной и полученной цены... И ни одна скотина не войдет в городские ворота без уплаты дуката; и не ввезут в город вина, масла, и хлеба, и любого иного товара без того, чтобы сборщики не забрали себе лучшую часть. Я не говорю уж об огромной сумме денег, которую платит каждый за себя и за свое добро... А что сказать о несчастном королевстве Неаполя и Сицилии, где право и закон - это то, чего пожелает испанская жадность и спесь? Где платят налогов больше, чем имеют имущества; где каждый платит подушную подать в двадцать дукатов, даже если он нищий, без дома, без поля, и живет своей работой, - только за то, что носит голову на плечах; где нет и ничтожной вещи, не обложенной налогом будь то дары природы или изделия ремесла... и налоги растут из года в год и из месяца в месяц... Несчастный народ!
И теперь нелегко уже найти человека, который был бы собственником дома или поля: люди продают все, что имеют, за ничтожную цену многочисленным ростовщикам или генуэзцам, которые собирают для короля налоги с народа. Так что эти несчастные вынуждены обрабатывать чужие поля, если хотят есть хлеб и платить подушную подать, а если не могут набрать нужную сумму, то вынуждены бежать или вербоваться в солдаты, покинув жен и детей; но жалованье, обещанное им за солдатскую службу, они никогда не получают и умирают в отчаянии, потому что если кто вздумает роптать, то приговаривается к смерти как виновный в оскорблении величества. . .
Подите же в Абруццы, в Апулию, в Калабрию, в Кампанию, в Сицилию, сравните число теперешних жителей со старыми кадастрами, и вы увидите, как убыло там население и как в то же время ожесточился налоговый гнет. Взгляните, найдете ли вы у них серебро, золото и веселость или же медь, мелкую монету, и тяжкий труд, и страдание, и постоянный страх, и жизнь, висящую на волоске. И горе тому, кто осмелится жаловаться! > (35, стр. 92 - 95).
Вымогательства богатых торговцев и ростовщиков приводят к голоду и запустению. <Голод, - писал Кампанелла в <Рассуждениях об увеличении доходов Неаполитанского королевства>, - происходит от торговли, потому что купцы и могущественные ростовщики скупают на корню весь хлеб и держат его, пока не доведут народ до голода, а потом продают по тройной или четверной цене... так что страна становится безлюдной, ибо одни бегут прочь из королевства, другие же подыхают от такой мерзкой еды, употребляя в пищу ядовитые травы, угнетенные ростовщичеством, голодом, эпидемиями и несчастьями, и многие не женятся, чтобы не подвергать таким страданиям своих детей, а женщины продаются за кусок хлеба. Отчего Барлетта и другие земли в Апулии обезлюдели из-за чумы - спутницы голода, и в результате не хватает подданных, и существует недобор налогов, и прекращается возделывание земли. . . > (31, стр. 168 - 169).
Главная же причина всех бедствий - социальное неравенство, существование богатства и нищеты. <В Неаполе семьдесят тысяч душ населения, а трудятся из них всего какие-нибудь десять или пятнадцать тысяч, истощаясь и погибая от непосильной и непрерывной работы изо дня в день, - с гневом писал Кампанелла в <Городе Солнца>. - Да и остальные, пребывающие в праздности, пропадают от безделья, скупости, телесных недугов, распутства, ростовщичества и т. д. , и множество народа портят и развращают, держа его у себя в кабале, под гнетом нищеты, низкопоклонства и делая соучастниками собственных пороков, чем наносится ущерб общественным повинностям и отправлению полезных обязанностей. Обработкой полей, военной службой, искусствами и ремеслами занимаются кое-как и только немногие и с величайшим отвращением> (5, стр. 70).
Не только в Неаполитанском королевстве, но <во всем христианском мире обнаруживается это заблуждение, что одни - бедняки, а другие - богачи... И сегодня мы видим, что у одного есть сто тысяч скуди дохода, а у тысячи людей нет и трех скуди на одного. И вот тот, у которого сто тысяч, захватывает доход тысячи людей и тратит его на собак, лошадей, шутов, на дорогие одежды и, что того хуже, на блудниц. А если бедняк вступит с ним в спор, то не сможет добиться справедливости и становится изгнанником или умирает в тюрьме, а богач угнетает, кого ему угодно, потому что судья от него зависит, поскольку судьями становятся благодаря покровительству и еще больше за деньги>, - писал Кампанелла в <Испанской монархии> (23, стр. 148).
|
