Интенция | Все о философии

17.09.2013 - Утопия и политика Кампанеллы

Свои планы глубочайшего преобразования человеческого общества, установления справедливого, естественного и разумного строя Кампанелла неизменно связывал с ожиданием космического переворота, гибели и обновления мира в огне

Необходимость и неизбежность радикальных перемен он обосновывал библейскими пророчествами, откровениями средневековых святых, предсказаниями древних мудрецов. Он ссылался на необычайные природные явления: на землетрясения, голод, эпидемии, наводнения, а более всего - на знамения небесные, на появление новых звезд и комет, на неожиданные отклонения в движении светил. Все это являлось для калабрийского философа и революционера бесспорным свидетельством приближающегося конца света, которому, по его убеждению, должно предшествовать установление справедливого общества - <царства божьего> на земле.

Не для того чтобы увлечь за собой невежественных и суеверных земляков-участников калабрийского заговора, не для того чтобы ввести в заблуждение королевских судей, ссылался Кампанелла на пророчества и знамения. В астрологических и натурфилософских трудах, в многочисленных политических сочинениях он обосновывает программу преобразования мира приближением космической катастрофы. Даже в строгих и трезвых <Политических афоризмах>, в которых он, по собственным словам, <основал политическую науку>, иногда вдруг четкие формулировки рассудительного политика сменяются поэтическими озарениями пророка: <Завершится мирское владычество, когда всякое государство превратится во всякое государство, и всякая секта - во всякую секту, и всякое мнение - во всякое мнение; и наступит конец света, когда всякая вещь станет всякой вещью в изменчивом мире и мирские числа будут снесены и побеждены числами вечными>. Туманное пророчество, в котором диалектика Гераклита смешана с мистикой чисел пифагорейцев, проясняется в более земном плане в другом афоризме: <Поскольку переменятся все секты и религии и их главные формы и формы других сообществ, человечество с необходимостью придет к первоначальному естественному и божественному государственному устройству, чтобы правил один первосвященник с сенатом оптиматов, избранным лучшими и из их числа, как постановил бог и как я доказал в <Христианской монархии>, что в соответствии с пророчеством и по естественному круговороту вещей должно прийти к первоначальному невинному естественному состоянию> (28, стр. 121 - 122).

<Естественный круговорот вещей> в философии Кампанеллы обозначает естественноисторическую закономерность. Непознанная, она именуется <Роком, судьбой и случаем>, но, осознанная людьми, воплощается в <благоразумии> человеческого поведения, считающегося с обстоятельствами, в которых воплощен ход вещей (23, стр. 85 - 86). <Когда люди следуют предвестиям Рока, все их дела процветают, когда идут против Рока, то оказываются в затруднении>, - писал он в <Испанской монархии> (23, стр. 93).

Но если в небесных знамениях Кампанелла видел предвестие грядущих перемен, если пророчествами стремился освятить задуманное им преобразование мира, то отнюдь не стояние звезд наталкивало его на мысль о необходимости глубоких общественных преобразований. Не с небес на землю низ водился общественный идеал Кампанеллы: выведенный из трагической земной действительности, из современного ему состояния общества, из очевидных и нестерпимых бедствий народных, он в теории грядущих мировых катаклизмов получал лишь свое философское и теологическое оправдание.


В основе его размышлений о будущем человечества лежала забота о судьбах родной земли, о страданиях и бедах его земляков, калабрийских ремесленников и крестьян.

Сын нищего сапожника, с детства узнавший горести доведенных до отчаяния бедняков, он не забывал о них ни в просвещенной Падуе, ни в неаполитанских тюрьмах, ни в окружении католических прелатов, ни при дворе французских королей.

И в проповедях своих, и в объяснениях, написанных после провала заговора, Кампанелла говорил не только о том, что звезды повыходили из своих орбит, что Солнце приближается к Земле, что произошло наводнение Тибра, что были многочисленные чудесные видения, - он ссылался и на невыносимое положение, сложившееся в Калабрии, на гнет налогов и разорение крестьян, на раздоры в городах, на набеги турок и местных бандитов. <Слышались жалобы от каждого встреченного на дороге крестьянина, писал он в <Заявлении> во время следствия, - и от всякого, с кем я заговаривал, я узнавал, что все расположены к переменам> (77, стр. 153).

В одном из последних своих политических сочинений, обращаясь к французам, Кампанелла вложил в уста Карла Великого печальную повесть о бедствиях родной страны. <Взгляните на Италию, - писал в 1635 г. шестидесятисемилетний изгнанник. Ваш король одной с вами крови, и даже если он варит вас, то не ест, и если стрижет вас, то не сдирает с вас шкуру, как поступают в Италии без удержу враги ее испанцы, а также отчасти и местные государи. Там есть места, где существует налог даже на вступление в брак, так что человек платит налог государю за то, что произведет на свет детей - новых подданных для него: вещь столь же возмутительная, как если бы солдат платил жалованье генералу, а работник - хозяину. Кроме того, и тот, кто покупает участок земли, и тот, кто продает, обязаны заплатить по десять процентов уплаченной и полученной цены... И ни одна скотина не войдет в городские ворота без уплаты дуката; и не ввезут в город вина, масла, и хлеба, и любого иного товара без того, чтобы сборщики не забрали себе лучшую часть. Я не говорю уж об огромной сумме денег, которую платит каждый за себя и за свое добро... А что сказать о несчастном королевстве Неаполя и Сицилии, где право и закон - это то, чего пожелает испанская жадность и спесь? Где платят налогов больше, чем имеют имущества; где каждый платит подушную подать в двадцать дукатов, даже если он нищий, без дома, без поля, и живет своей работой, - только за то, что носит голову на плечах; где нет и ничтожной вещи, не обложенной налогом будь то дары природы или изделия ремесла... и налоги растут из года в год и из месяца в месяц... Несчастный народ!

И теперь нелегко уже найти человека, который был бы собственником дома или поля: люди продают все, что имеют, за ничтожную цену многочисленным ростовщикам или генуэзцам, которые собирают для короля налоги с народа. Так что эти несчастные вынуждены обрабатывать чужие поля, если хотят есть хлеб и платить подушную подать, а если не могут набрать нужную сумму, то вынуждены бежать или вербоваться в солдаты, покинув жен и детей; но жалованье, обещанное им за солдатскую службу, они никогда не получают и умирают в отчаянии, потому что если кто вздумает роптать, то приговаривается к смерти как виновный в оскорблении величества. . .

Подите же в Абруццы, в Апулию, в Калабрию, в Кампанию, в Сицилию, сравните число теперешних жителей со старыми кадастрами, и вы увидите, как убыло там население и как в то же время ожесточился налоговый гнет. Взгляните, найдете ли вы у них серебро, золото и веселость или же медь, мелкую монету, и тяжкий труд, и страдание, и постоянный страх, и жизнь, висящую на волоске. И горе тому, кто осмелится жаловаться! > (35, стр. 92 - 95).

Вымогательства богатых торговцев и ростовщиков приводят к голоду и запустению. <Голод, - писал Кампанелла в <Рассуждениях об увеличении доходов Неаполитанского королевства>, - происходит от торговли, потому что купцы и могущественные ростовщики скупают на корню весь хлеб и держат его, пока не доведут народ до голода, а потом продают по тройной или четверной цене... так что страна становится безлюдной, ибо одни бегут прочь из королевства, другие же подыхают от такой мерзкой еды, употребляя в пищу ядовитые травы, угнетенные ростовщичеством, голодом, эпидемиями и несчастьями, и многие не женятся, чтобы не подвергать таким страданиям своих детей, а женщины продаются за кусок хлеба. Отчего Барлетта и другие земли в Апулии обезлюдели из-за чумы - спутницы голода, и в результате не хватает подданных, и существует недобор налогов, и прекращается возделывание земли. . . > (31, стр. 168 - 169).

Главная же причина всех бедствий - социальное неравенство, существование богатства и нищеты. <В Неаполе семьдесят тысяч душ населения, а трудятся из них всего какие-нибудь десять или пятнадцать тысяч, истощаясь и погибая от непосильной и непрерывной работы изо дня в день, - с гневом писал Кампанелла в <Городе Солнца>. - Да и остальные, пребывающие в праздности, пропадают от безделья, скупости, телесных недугов, распутства, ростовщичества и т. д. , и множество народа портят и развращают, держа его у себя в кабале, под гнетом нищеты, низкопоклонства и делая соучастниками собственных пороков, чем наносится ущерб общественным повинностям и отправлению полезных обязанностей. Обработкой полей, военной службой, искусствами и ремеслами занимаются кое-как и только немногие и с величайшим отвращением> (5, стр. 70).

Не только в Неаполитанском королевстве, но <во всем христианском мире обнаруживается это заблуждение, что одни - бедняки, а другие - богачи... И сегодня мы видим, что у одного есть сто тысяч скуди дохода, а у тысячи людей нет и трех скуди на одного. И вот тот, у которого сто тысяч, захватывает доход тысячи людей и тратит его на собак, лошадей, шутов, на дорогие одежды и, что того хуже, на блудниц. А если бедняк вступит с ним в спор, то не сможет добиться справедливости и становится изгнанником или умирает в тюрьме, а богач угнетает, кого ему угодно, потому что судья от него зависит, поскольку судьями становятся благодаря покровительству и еще больше за деньги>, - писал Кампанелла в <Испанской монархии> (23, стр. 148).



Открытие Нового Света, хлынувший оттуда поток золота и последовавшая за ним революция цен принесли неисчислимые бедствия. <Воистину можно сказать, что золото Нового Света в известном смысле погубило Старый Свет, потому что оно породило жадность в наших душах, и уничтожило взаимную любовь между людьми. Каждый обращает любовь свою на деньги, а из этого произошли мошенничества, и люди часто продают и перепродают свою веру, видя, что деньги пользуются поклонением и имеют власть над всем, и подчинили корысти науки и религиозные проповеди, и забросили земледелие и искусства, став рабами денег и богачей. Одновременно золото породило великое неравенство между людьми, так что одни слишком богаты, что делает их наглыми, а другие слишком бедны, что превращает их в завистников, воров и убийц> (. "3, стр. 142 - 143). Выступая против социального гнета, Кампанелла писал в книге <Вспомнят и обратятся. . . >: <И сказал я, обращаясь к Философии: <Что сделало человека господином над человеком? Род ли его или кровь?> И ответила она: <Никоим образом! Ибо все ведут свой род и по крови происходят от Адама, дабы взаимная царила любовь и не возвышался один над другим. . .

Кровь не может быть причиной знатности: блохи и вши, родившиеся от человеческой крови, не именуются поэтому людьми, и этим ясно доказано, что люди, родившиеся от царей, не являются поэтому царями. Так бог ли так устроил? Отнюдь нет.
Ведь он сказал: <Да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над зверями>, а не над людьми... Так не воплощенная ли мудрость божья. Ни Я в коем случае; ведь сказал Христос: <Цари владычествуют над народами, а вы не так>.
Отвергая теологическое оправдание неравенства, Кампанелла объясняет появление угнетения <звериным язычеством>, которое <сделало людей над людьми господами> (27, стр. 66).

Господство в обществе социального неравенства, частного интереса порождает ничем не сдерживаемое себялюбие, индивидуализм, пренебрежение к интересам других людей, общества в целом. Все эти пороки воплощены для Кампанеллы в макиавеллизме.
В политическом учении флорентийского секретаря Кампанелла увидел проповедь частного интереса и обоснование идей государственной необходимости, в жертву которой приносятся интересы народа во имя укрепления власти государя.

<Государи... почитают Макиавелли за евангелие>, - писал Кампанелла папе Павлу V (25, стр. 41). <Государственная необходимость - это понятие, придуманное тиранами, - говорится в <Политических афоризмах>, - так как им кажется, что для сохранения и приобретения власти можно преступать любой закон... Оно имеет в виду личное благо того, кто правит> (28, стр. 102). <Ведь никто не верит ни Библии, ни Корану, ни Евангелию, но только верит в личную пользу... Почти все ученые и государи - политики-макиавеллисты... Они не верят ни папе, ни Кальвину, но только собственной выгоде> (25, стр. 103).

Так социальное неравенство оборачивается государственным угнетением. Государи правят, имея в виду единственно личный интерес, а не народное благо. Ради укрепления своего тиранического правления они ведут бесконечные войны друг с другом, принося народам неисчислимые страдания; <и кровь граждан проливается ради того, чтоб дать выход страстям государя, так что за один день ради одной долины, или деревушки, или местечка проливают больше крови подданных, чем находят там воды, где они проходят, и больше тратят денег, чем весь народ за год> (46, стр. 26).

Против частного интереса и неравенства, против тирании государей и раздоров между народами, против основы всех социальных и политических противоречий - частной собственности направлена вся политическая и литературная деятельность Кампанеллы.

Социальная программа Кампанеллы лежит в основе всех его на первый взгляд столь разнородных и даже противоречащих друг другу сочинений. Ею определяется глубокое внутреннее единство социальной утопии <Города Солнца>, плана государственных преобразований <Испанской монархии>, идеи всемирного единства <Монархии мессии>.

Немало написано о литературных источниках утопии Кампанеллы. Он, разумеется, прекрасно знал Платона, вспоминал и непосредственного предшественника своего - Томаса Мора. Доказывая возможность жизни общиной, он приводил авторитеты многочисленных писателей христианского средневековья, от отцов церкви до Фомы Аквинского, часто весьма вольно истолковывая их в нужном духе. Он ссылался на <общину первых христиан, существовавшую при апостолах, по свидетельству св. Луки и св. Климента>, и на <образ жизни христиан в Александрии, наблюдаемый при св. Марке, как удостоверяют Филон и св. Иероним>, и на <жизнь клириков вплоть до папы Урбана I, даже при св. Августине>, и на <жизнь монахов, которую св. Златоуст считал возможным распространить на все государство> (5, стр. 138). Важнее был более близкий пример - общины анабаптистов, попытавшихся осуществить на практике жизнь общиной, организовав в 1534 - 1535 гг. коммуну в Мюнстере. Идеи уравнительного коммунизма, выработанные плебейским движением средневековья, оказали значительное влияние на социальную программу калабрийского заговора Кампанеллы.

Коммунистическая утопия <Города Солнца> возникла не как плод кабинетных раздумий ученого-эрудита. Многочисленные показания участников калабрийского заговора неоспоримо свидетельствуют о том, что свою коммунистическую программу Кампанелла достаточно определенно сформулировал еще в период подготовки восстания против испанского владычества. И в проповедях перед народом, и особенно в тайных беседах с участниками заговора Кампанелла рисовал картину будущей идеальной республики, <где все будут жить общиной>. Переворот в Калабрии должен был послужить началом всеобщего преобразования: от горы Стило, которую Кампанелла именовал <горой изобилия и свободы>, должны были направиться по всему свету гонцы, призывая все народы принять <новый закон, лучше христианского>, вводимый фра Кампанеллой. В некоторых из показаний содержатся намеки на то, что Кампанелла собирался стать после победы восстания <монархом мира>: речь идет не о неумеренном честолюбии калабрийского монаха, а о надежде своим выступлением положить начало всеобщему преобразованию мира, которое, по бесспорному свидетельству светил, должно было начаться в наступающем <юбилейном> 1600 г.

Не только общий план преобразований, намеченный при организации калабрийского заговора, совпадает с содержанием <Города Солнца>, но и многие характерные детали будущего устройства, такие, как уничтожение семьи, белые одежды будущих членов общины, роль астрологии и соединение политической и духовной власти в новой республике. Утопия Кампанеллы возникла как конкретная политическая программа социальных преобразований - сначала Калабрии, а потом и всего мира.

Как воспоминание о горе Стило - <горе изобилия и свободы> - рисовалась в воображении неаполитанского узника неприступная гора, на которой расположен Город Солнца. <На обширной равнине возвышается высокий холм, на котором и расположена большая часть города> - так начинает Мореход свое описание (5, стр. 34). Рациональная, научная организация общества находит свое выражение уже во внешнем виде и устройстве города: четыре мощеные улицы, пересекающие город и обращенные к четырем сторонам света, обеспечивают хорошее проветривание и здоровые условия жизни соляриев, а <семь обширных поясов, или кругов, называющихся по семи планетам>, сразу же вводят в круг астрологических идей Кампанеллы, связывающего разумное общественное устройство с изучением законов природы, воплощением которых является движение небесных светил.

Обширные палаты, аркады, галереи для прогулок, стены, расписанные великолепной живописью, - таков внешний облик города, венчаемого на вершине горы храмом, <воздвигнутым с изумительным искусством>.

Этот храм, в котором на алтаре находятся два глобуса - земной и небесный, на своде - изображения всех звезд от первой до шестой величины, с флюгером, возвышающимся над куполом и указывающим направление ветров, - символизирует одновременно и роль науки (опять-таки в соединении с астрологическими представлениями), и натуралистический характер религиозного культа соляриев.

Разумное устройство Солнечного Града есть не что иное, как выражение разумности и соответствия природе того социального строя, который установлен в государстве соляриев: <у них все общее> (5, стр. 45), в Городе Солнца упразднена частная собственность - основа социального неравенства: <Община делает всех одновременно и богатыми и вместе с тем бедными: богатыми потому, что у них есть все, бедными - потому, что у них нет никакой собственности; и поэтому не они служат вещам, а вещи служат им> (5, стр. 71).

Выводя частную собственность из моногамной семьи <собственность образуется у нас и поддерживается тем, что мы имеем каждый свое отдельное жилище и собственных жен и детей>, а <отсюда возникает себялюбие> (5, стр. 45)>, Кампанелла в общности жен видел единственно возможную предпосылку уничтожения частной собственности. <У соляриев жены общи и в деле услужения, и в отношении ложа, однако же не всегда и не как у животных, покрывающих первую попавшуюся самку, а лишь ради производства потомства в должном порядке. . . > (5, стр. 72). Общность жен служит не только поддержанию общности имуществ, но и <научному> (<согласно правилам философии>) государственному контролю за деторождением. Солярии <издеваются над тем, что мы, заботясь усердно об улучшении пород собак и лошадей, пренебрегаем в то же время породой человеческой> (5, стр. 44).




Отвергая современную ему семью, когда <брак заключается из-за приданого или равенства богатств, а не из-за духовных и физических качеств> (28, стр. 100), Кампанелла требует принимать во внимание <не приданое и обманчивую знатность рода>, а <природные качества производителей> (5, стр. 64). Поскольку <производство потомства имеет в виду интересы государства, а интересы частных лиц лишь постольку, поскольку они являются частями государства; и так как частные лица по большей части и дурно производят потомство, и дурно его воспитывают, на гибель государства, то священная обязанность наблюдения за этим как за первой основой государственного благосостояния вверяется заботам должностных Лиц, и ручаться за надежность этого может только община, а не частные лица> (5, стр. 67).

Контроль за деторождением осуществляется в Городе Солнца в соответствии с биологическими и астрологическими теориями Кампанеллы. Именно этим стремлением придать <научный> характер воспроизводству человеческого рода в идеальном обществе, а не одними заимствованиями из литературных источников (Платон) следует объяснять введение общности жен в его социальную программу.

Тем же рациональным принципам подчинено в Городе Солнца и воспитание, и обучение детей. Всеобщему невежеству народа в современном ему обществе Кампанелла противопоставляет заботу государства о просвещении. Сразу после вскармливания младенцы передаются на попечение назначенных государством воспитателей и воспитательниц; <и тут вместе с другими детьми они занимаются, играючи, азбукой, рассматривают картины, бегают, гуляют и борются; знакомятся по изображениям с историей и языками... На седьмом году переходят они к естественным наукам, а потом и к остальным, по усмотрению начальства, и затем к ремеслам> (5, стр. 64 - 65).

Обучение осуществляется во время прогулок, для этого приспособлены стены внутренних кругов города, расписанные изображениями камней, минералов и металлов, морей и рек, озер и источников, снега, грозы и всех воздушных явлений. На стенах изображены <все виды деревьев и трав, а иные из них растут там в горшках на выступах наружной стены строений>; <всевозможные породы рыб>, птиц, животных <и все достойное изучения представлено там в изумительных изображениях и снабжено пояснительными надписями> (5, стр. 41 - 42).

Специальный круг выделен для изображений математических фигур и карт всех областей земли с описаниями <обычаев, законов, нравов, происхождения и сил их обитателей> (5, стр. 40), на другом <изображены все ремесла с их орудиями и применение их у различных народов>. <Для всех этих изображений имеются наставники, а дети без труда и как бы играючи знакомятся со всеми науками наглядным путем до достижения десятилетнего возраста> (5, стр. 42 - 43).

Солярии заботятся и о физическом развитии детей: они занимаются <гимнастикой, бегом, метанием диска и прочими упражнениями и играми, в которых равномерно развиваются все их члены>. Для выявления наклонностей детей их сводят... в мастерские к сапожникам, пекарям, кузнецам, столярам, живописцам и т. д. > (5, стр. 49). Изучив естественные и отвлеченные науки, <постоянно и усердно занимаясь обсуждением и спорами>, юноши и девушки <получают должности в области тех наук или ремесел, где они преуспели больше всего> (5, стр. 50).

Всеобщее участие в труде, который из проклятия стал почетным и уважаемым делом, - важнейшая черта общественного строя Города Солнца. Солярии <того почитают за знатнейшего и достойнейшего, кто изучил больше искусств и ремесел и кто умеет применять их с большим знанием дела. Поэтому они издеваются над нами за то, что мы называем мастеров неблагородными, а благородными считаем тех, кто не знаком ни с каким мастерством, живет праздно и держит множество слуг для своей праздности и распутства, отчего, как из школы пороков, и выходит на погибель государства столько бездельников и злодеев> (5, стр. 50).
Никакой труд не является позорным в общине соляриев, <никто не считает для себя унизительным прислуживать за столом или на кухне, ходить за больными и т. д.

Всякую службу называют они учением... Поэтому каждый, на какую бы службу ни был он назначен, исполняет ее как самую почетную> (5, стр. 69). <Самые тяжелые ремесла, например кузнечное или строительное и т. п. , считаются у них и самыми похвальными, и никто не уклоняется от занятия ими, тем более что наклонность к ним обнаруживается от рождения, а благодаря такому распорядку работ всякий занимается не вредным для него трудом, а, наоборот, развивающим его силы> (5, стр. 84). Благодаря всеобщему участию в труде рабочий день в Городе Солнца сокращен до четырех часов, остальное время отводится для занятий науками, развития <умственных и телесных способностей, и все это делается радостно> (5, стр. 70).

Высвобождение свободного времени достигается в Городе Солнца также благодаря применению технических новшеств и изобретений. Они достигли успехов в земледелии: сообразуясь <с ветрами и благоприятными звездами>, <пользуясь при этом тайными средствами>, они <ускоряют всходы, умножают урожай и предохраняют семена>. В результате - <всего у них изобилие, потому что всякий стремится быть первым в работе, которая и невелика, и плодотворна> (5, стр. 86 - 88).

Существует у соляриев и разделение труда, прежде всего связанное с биологическими особенностями людей. Хотя женщины воспитываются и обучаются наравне с мужчинами, они освобождаются от особенно тяжелых видов работ. <Никакой телесный недостаток не принуждает их к праздности> - старики привлекаются к совещаниям, хромые, слепые служат там, где могут работать; самый же неспособный <служит соглядатаем, донося государству обо всем, что услышит> (5, стр. 73).

Общность всего имущества, в том числе и личного, выражающая примитивно-уравнительские тенденции крестьянско-плебейских движений средневековья, сочетается в коммунистической утопии Кампанеллы с сохранением разделения умственного и физического труда: в то время как одна часть общества (большинство) занимается физическим трудом, функции организации производства, научного и политического руководства обществом целиком переданы в руки особой группы. Этим в свою очередь определяется и политическое устройство Города Солнца. <Женевцы и анабаптисты, - писал позднее Кампанелла в 22-й книге <Богословия>, - желавшие, чтобы все граждане жили трудом своих рук, поступают так, как если бы человеческое тело состояло из рук и ног, не имея ни глаз, ни ушей... Но если все общество должно жить подобно человеческому телу, как повелевает природа... то нужно, чтобы большинство занималось ручным трудом, и некоторые предавались созерцанию, а иные сверх того обучали других так, чтобы все трудились и никто бы не оставался без дела, но не все бы работали руками, иначе все уподобились бы руке. Благом же является, чтобы все жили общиной и чтобы все имущества были общими> (90, стр. 283).

Ролью науки в жизни соляриев определяется положение в Городе Солнца и влияние на всю жизнь общины ученых-жрецов.

Наука и религия сливаются в Городе Солнца в единый магический культ. Решение всех вопросов хозяйственной, культурной и даже личной жизни граждан идеального государства принадлежит своеобразной духовной иерархии. Политическое устройство Города Солнца весьма далеко от подлинного народного правления. Правда, Совет, состоящий из всех граждан от 20 лет и старше, собирается регулярно два раза в лунный месяц, но он лишь обсуждает порядок выполнения обязанностей должностными лицами, и гражданам предоставляется на нем возможность высказаться об имеющихся недочетах. Подлинное же обсуждение государственных дел и выбор должностных лиц осуществляются не Большим советом: он только намечает кандидатуры. Каждый восьмой день собираются все должностные лица - от верховного правителя до начальников отрядов - десятников, полусотников и сотников. Они и выбирают правителей, ведающих основными отраслями хозяйства и управления. <Должностные лица сменяются по воле народа>, - пишет Кампанелла, не поясняя, впрочем, процедуру этой замены и
оговаривая несменяемость высших правителей (5, стр. 95 - 96).

Во главе общины стоит верховный правитель, он же первосвященник, именующийся <Солнце> или <Метафизик> и обозначаемый Кампанеллой с помощью солнечного символа . При нем имеются три соправителя: Мощь, ведающий вопросами войны и мира, военным искусством и фортификацией, ремеслами, связанными с обслуживанием военных нужд; Мудрость, ведающий свободными искусствами, науками, учебными заведениями, и Любовь, занимающийся вопросами контроля за деторождением и воспитанием младенцев, медициной, изготовлением лекарств, земледелием и скотоводством.
Эти правители избирают - а по существу назначают - всех остальных должностных лиц, причем избрание их утверждается Малым советом.

Избрание (пожизненное, за исключением тех случаев, когда верховные правители сами сочтут нужным передать свои должности более достойным) высших четырех правителей основывается на совершенстве их познаний во всех необходимых науках. Три соправителя Солнца должны изучить науки, относящиеся к их области управления, и знать их <в совершенстве... лучше всякого другого>, а с остальными, общими для всех науками они должны быть знакомы хотя бы поверхностно (5, стр. 54). Что же касается самого верховного правителя-священника - Солнца-Метафизика, то он должен знать сверх того <историю всех народов, все их обычаи, религиозные обряды, законы, все республики и монархии, законодателей и изобретателей наук и ремесел и строение и историю неба>.

Он должен хотя бы поверхностно ознакомиться со всеми ремеслами, а главное, сверх познания математических, физических и астрологических наук <постичь метафизику и богословие; познать корни, основы и доказательства всех искусств и наук; сходства и различия в вещах; необходимость, судьбу и гармонию мира> (5, стр. 51). Благодаря столь высоким требованиям соляриям <уже задолго известно>, кто станет Метафизиком.

Решающую роль образования, учености в деле государственного управления Кампанелла подчеркивает постоянно. На возражения Морехода относительно непригодности ученого к делам государственным солярии отвечают: <Мы, несомненно, лучше знаем, что столь образованный муж будет мудр в деле управления, чем вы, которые ставите главами правительства людей невежественных, считая их пригодными для этого лишь потому, что они либо принадлежат к владетельному роду, либо избраны господствующей партией. А наш , пусть он даже будет совершенно неопытен в деле управления государством, никогда, однако, не будет ни жестоким, ни преступником; ни тираном именно потому, что он столь мудр> (5, стр. 52).

Не только высшие правители государства, но и все чиновники Города Солнца являются просвещенными специалистами и именно в силу своих специальных познаний занимают соответствующие должности: в ведении правителя Мудрости находятся Астролог, Космограф, Геометр, Историограф, Поэт, Логик, Ритор, Грамматик, Медик, Физик, Политик, Моралист, Экономист, Астроном, Музыкант, Перспективист, Арифметик, Живописец, Скульптор. Под началом правителя Любви находятся: Заведующий деторождением, Воспитатель, Медик, Заведующий одеждой, Агроном, Скотовод, Стадовод, Заведующий приручением животных, Главный кухмистр, Откормщик. Правителю Мощи подчинены Стратег, Начальник единоборцев, Кузнечных дел мастер, Начальник арсенала, Казначей, Заведующий чеканкой монеты, Инженер, Начальник разведки, Начальник конницы, Начальник пехоты, Конюший, Главный гладиатор, Начальник артиллерии, Начальник пращников и Юстициарий, - <а этим всем подчинены особые специалисты> (5, стр. 96 - 97).

Город Солнца не знает особого института судей: суд чинят начальники мастерства; на приговор можно апеллировать к трем верховным правителям; Метафизик обладает правом помилования. Смертная казнь существует только за преступления <против свободы государства, или против бога, или против высших властей> (5, стр. . 9) и за 09 насилия, <если преступление совершено сознательно и с заранее обдуманным намерением> (5, стр. 97). Впрочем, оговаривается Кампанелла, <нельзя среди них встретить ни разбоя, ни коварных убийств, ни насилий, ни кровосмешения, ни блуда, ни прочих преступлений> (5, стр. 48).




Политическая власть в Городе Солнца соединена со священнослужением: первосвященником является Метафизик, священниками - высшие должностные лица. Они ведают богослужением и исповедуют граждан.
При храме существует особая коллегия из двадцати жрецов. Впрочем, жрецы эти тоже скорее принадлежат к ученой элите Города Солнца; правда, они четыре раза в сутки поют псалмы, но, кроме того, <на их обязанности лежит наблюдать звезды, отмечать их движения при помощи астролябии и изучать их силы и воздействие на дела человеческие.
Они определяют часы для оплодотворения, дни посева, жатвы, сбора винограда... записывают замечательные события и занимаются научными изысканиями> (5, стр. 104 105). Именно благодаря своей научно-астрологическо-магичес (5, стр. 67).

Контроль за деторождением осуществляется в Городе Солнца в соответствии с биологическими и астрологическими теориями Кампанеллы. Именно этим стремлением придать . В результате - кой деятельности жрецы <являются как бы передатчиками и связующим звеном между богом и людьми> (5, стр. 105). Изложение религии соляриев - деистического культа, <закона природы>, близкого к христианству, - соединяется в <Городе Солнца> с изложением натурфилософских, научных - астрономических и астрологических - учений. Не только политическая власть совпадает с религиозной, но и та и другая связаны с наукой, как ее понимал Кампанелла, в неразрывном единстве с магией и астрологией.

В этом объединении церковной и политической власти исследователи утопии Кампанеллы видят теократические устремления калабрийского реформатора. В. П. Волгин объясняет проникший на страницы <Города Солнца> <идеал церковно-политического режима> чаяниями <интеллигентских кругов, к которым принадлежал сам Кампанелла>, влиянием <старых феодально-церковных традиций> (5, стр. 27). В. Ф. Асмус видит в теократических идеях <вынужденное приспособление... к условиям современности>: <Кампанелла, монах-доминиканец, пленник и жертва инквизиции, вынужден был облечь свои общественно-политические и коммунистические идеи> в <мистическую и теократическую форму> (53, стр. 1О2).

Нам представляется, что в учении об идеальной государственной власти Кампанелла исходил не из своего монашеского прошлого и не из специфических интересов интеллигентских кругов. В своей социально-политической программе Кампанелла передает руководство обществом в руки ученых философов. Именно знание, наука - в том ее понимании, которое характерно для натурфилософии Кампанеллы, наука, обладающая <магической> силой воздействия и знанием явных и тайных сил природы, - лежит в основе разумной организации всей хозяйственной и общественной жизни коммунистической общины Города Солнца. В этом же научно-философском, магическом духе истолкованы Кампанеллой и <натуральная религия>, <закон природы> соляриев. Функции ученого, священнослужителя и политика совпадают. Теократия Кампанеллы не есть перенесение в коммунистическую утопию традиций средневекового католицизма. В теократической форме им выражена мысль о первостепенной роли науки и ученых в коммунистической общине. Теократия Кампанеллы сильно отдает технократией.

Вместе с тем <магическая> религия соляриев имеет еще одну важную общественную функцию в утопии-программе Кампанеллы.
Сохраняя в идеальном государстве религию, Кампанелла исходит из представления о важнейшем значении духовного единства в жизни общества. <Первым орудием власти является язык, а вторым меч>, - писал он в <Испанской монархии> (23, стр. 154). <Общность душ создается и сохраняется благодаря основанной на науке религии, которая есть душа политики и защита естественного закона>, - подчеркивал он эту свою мысль в <Политических афоризмах> (28, стр. 91).
<Вера и религия обладают магической силой в государстве>, - убеждал он венецианцев в памфлете <К Венеции> и пояснял далее свою мысль: <Более того, религия, будь она истинной или ложной, обладает хотя бы естественной магической силой, так как объединяет людей > (30, стр. 105 - 110) .

В принятии религии как магической силы, объединяющей общество, Кампанелла пытался разрешить задачу духовного сплочения своей коммунистической общины. Иной силы, способной воздействовать на массы, калабрийский мятежник не знал. В его теократии воплотились идеал научного руководства обществом со стороны ученых-специалистов и одновременно стремление с помощью магически истолкованной религии обеспечить духовное единство Города Солнца.

. . . Калабрийский заговор потерпел неудачу. Но Кампанелла не отказался от своих планов всеобщего преобразования. Осуществлению их посвящены были последующие годы жизни мыслителя.
На поверхностный взгляд <Город Солнца> стоит особняком среди других политических сочинений Кампанеллы, таких, как <Политические афоризмы>, <Испанская монархия>, <Монархия мессии>, <О царстве божьем>, не говоря уж о таких конкретных политических памфлетах и панегириках, как <Речи к итальянским князьям>, <К Венеции>, <О свободе и счастливом подчинении церковному государству>. Если Л. Амабиле и А. Э. Штекли противопоставляют <Город Солнца> другим политическим сочинениям Кампанеллы как написанным <на случай> и не выражающим его подлинных взглядов, то современные католические исследователи считают именно <Город Солнца> сочинением случайным и несущественным для всей системы взглядов Кампанеллы. Так, Дж. Ди Наполи видит в нем лишь изображение дохристианского состояния общества, причем отсутствие у соляриев семьи и частной собственности он относит к <недостаткам> государства, построенного на чисто философских началах (97, стр. 9О - 91). Р. Америо подчеркивает принципиальное различие между коммунистической утопией, выросшей из калабрийского заговора, и поздней утопией всемирной монархии (85, стр. 381 - 382).

Провал калабрийского заговора объяснялся не только подлостью предателей и коварством испанских властей. Народ - те самые плебейские массы города и деревни, во имя которых выступал Кампанелла, - был далек от заговора и не поддержал мятежников.
Настроения Кампанеллы после неудачи калабрийского заговора нашли наиболее яркое выражение в сонете <О простом народе>:
Огромный пестрый зверь - простой народ, Своих не зная сил, беспрекословно, Знай, тянет гири, тащит камни, бревна, Его же мальчик слабенький ведет.
Зверь этот - <робок>, он <служит полюбовно> своим угнетателям.
Под небом все ему принадлежит Ему же невдомек. . .
И горьким выводом из неудачного опыта калабрийского заговора, когда люди, ради лучшей участи которых выступили Кампанелла и его друзья, осыпали насмешками и проклятиями тех, кто хотел принести им освобождение, звучат последние строки стихотворения: . . . А коль научит Его иной, так им же и убит (5, стр. 165).

Не оправдались надежды на народное восстание, не удался заговор. Вряд ли можно поверить поэтому, что Кампанелла поддерживал намерения своего ученика Пиньятелли, который надеялся освободить родину с помощью нового заговора и убийства вице-короля.
В тюрьме происходит переосмысление прежних надежд и мечтаний. Кампанелла не изменил ни себе, ни своим друзьям, ни своим грандиозным планам преобразования всего человечества. Но он ищет и пытается понять причины пассивности народа и найти новые пути и средства к осуществлению своей социально-политической программы.
Размышления его не ограничивались Калабрией. В своих политических сочинениях, написанных в неаполитанских тюрьмах, Кампанелла постоянно обращается к волнующим его примерам восстания Дольчино в Северной Италии (1304 -- 1307) и главы мюнстерских анабаптистов Иоанна Лейденского, попытавшегося осуществить идеалы уравнительного коммунизма в 1534 -- 1535 гг. Их поражение Кампанелла объясняет тем, что " язык", т. е. новая социально-религиозная проповедь, не был поддержан у них <мечом> - военно-государственной силой. <Кто проповедует новую секту, в которой содержится истина, тот языком приобретает власть, развязав войну между прежней религией и новым учением, приспособленным ко вкусу народа, однако такая власть длится недолго... примером чему являются ересиархи, которые хотя многое и приобрели, но недолго удержали, как Иоанн Лейденский и фра Дольчино> (28, стр. 111). Эти реформаторы потерпели поражение, пишет далее Кампанелла, потому, что они в отличие от Лютера не имели мощной поддержки <меча> со стороны государей (28, стр. 128).
Для осуществления программы коренного преобразования общества необходимо мощное орудие -- <меч>, светская власть государей. Потеряв надежду на выступление народных масс, Кампанелла стремится использовать в интересах народа государственную власть, превратить существующее государство в орудие своей политической программы. Не для того. чтобы выслужиться перед вчерашним врагом, пишет Кампанелла <Испанскую монархию>, а для того, что- бы задуманный им план реформы общества осуществить в рамках всемирного государства. Тот <меч>, которым в ходе калабрийского заговора должен был стать Маврицио де Ринальдис, воплощен теперь для него во власти могущественнейшего из европейских государей - сперва испанского, а затем французского короля. Но один <меч> недостаточен для осуществления преобразования мира. Кампанелла анализирует социальную роль религии в со- временном ему обществе. <Известно ведь, - писал Кампанелла в <Испанской монархии>, - что весь народ, особенно в великих государствах, сильнее, чем король со всеми его солдатами и приспешниками. Очевидно, если народ не восстает против короля из-за повода к недовольству, но служит и повинуется ему, значит, его сдерживает какая-то причина, и причина эта - недостаточное единство, и трусость, и отсутствие вождя, который восстал бы первым и внушил бы народу надежду и веру> (25, стр. 153). Позднее, в памфлете <К Венеции>, Кампанелла писал, что не отсутствие вождя является причиной того, что народы не поднимают непрестанно мятежей в ответ на насилия правителей: <любой может поднять мятеж>, но сдерживающей силой, обеспечивающей пассивность народа и терпение его, является религия.

<Так знай же, Венеция, что причина, по которой народ не восстает, заключается в религии, н священниках и монахах; таким образом, когда государи поступают опрометчиво и народ недоволен или подстрекаем разбойниками, то именно в духовенстве причина того, что народ не восстает и пребывает в повиновении, так как духовенство в проповедях и на тайной исповеди увещевает его жить праведно, и отвращает от злых намерений, и утешает обещанием рая и запугивает адом, заставляя идти в церковь; а там, видя службы и обедни, и слушая проповеди, и созерцая коленопреклонение и благочестие, и видя, что все это делается из чувства долга, а не в шутку, люди веруют в иную жизнь и охотно оставляют свои помыслы о жизни земной. И если они терпят оскорбления, то их поддерживает мысль о том, что бог вознаградит их в иной жизни, и этот обычай обладает столь сильной властью над душами людей, что делает их более послушными и верными и заставляет их любить друг друга. Иначе люди были бы хуже тигров и львов и самих демонов, потому что по разуму своему они непобедимы, и оказывают друг другу взаимное содействие, и используют животных и добиваются всего, чего они захотят в своей гордыне> (30, стр. 103 -- 104).


Если <мечом>- физическим орудием преобразования мира должна была по замыслу Кампанеллы стать власть светского государя, неважно какого, того, кто сильнее и у кого больше шансов осуществить давнюю мечту калабрийского реформатора всемирное объединение человечества, то <языком>- орудием духовного объединения всего человечества должно было стать христианство. <Магическая> сила религии должна по замыслу Кампанеллы послужить единению всех народов. Едино стадо, един пастырь - в этом евангельском изречении воплощена мечта Кампанеллы. Этой центральной идее подчинена вся его политическая программа, вся его практическая деятельность. Утопия всемирной монархии столь же существенная часть программы Кампанеллы, как утопия коммунистической организации общества. <Город Солнца> не противостоит в его творчестве <Испанской монархии> и <Монархии мессии>. В рамках всемирного государственного и духовного единства должна осуществиться социальная программа калабрийского реформатора. Борьбой за воплощение в жизнь этого утопического идеала заполнены десятилетия жизни Кампанеллы после неудачи калабрийского заговора. В призывах к испанской короне и к папскому престолу об установлении <монархии> (термин этот означает в данной связи не форму единоличного правления, а единовластие во всемирном масштабе) Кампанелла выступал не в качестве придворного панегириста и апологета, а в качестве смелого и требовательного реформатора. Он стремился не к расширению существующей власти короля и папы в том виде, в каком они реально существовали, а к коренному преобразованию самого характера и светской власти испанской короны, и духовного владычества католической церкви. Программа Кампанеллы - это план преобразований и церкви. и государства. И самый тон его сочинений не тон просителя, советника или льстеца, а скорее тон библейского пророка и учителя. Недаром в <Испанской монархии> он писал, что если <проповедники правы> в своих проповедях, <то нужно исправлять те вещи, которые они обличают> (23, стр. 158). Недаром на страницах <Испанской монархии> мы встретим такие рассуждения о политике Испании, которые не могли прийтись по вкусу при мадридском дворе; недаром в посланиях к папе и кардиналам Кампанелла с поразительной не только для узника смелостью обличал пороки современного духовенства.



<Город Солнца> как программа наилучшего социального и государственного устройства сохранял свое значение на протяжении всей деятельности Кампанеллы. Принципы своей коммунистической программы Калабриец отстаивал в <Вопросах о наилучшем государстве>, приложенных к "Политике> и к " Городу Солнца>, причем он не только защищал свой идеал от теологических, исторических, философских возражений, но и доказывал его практическую осуществимость.

<Даже в том случае, если бы мы и не смогли претворить полностью в жизнь идею такого государства, все же написанное нами отнюдь не было бы излишним, поскольку мы предлагаем образец для посильного подражания>, - писал Кампанелла, отвечая на возражения о невозможности существования идеального государства (5, стр. 138). Полное же осуществление своей программы-мечты Кампанелла относил к тому (недалекому, согласно его астрологическим теориям) будущему, когда произойдут мировые катаклизмы: <И я надеюсь, что такой образ жизни восторжествует в будущем, после гибели антихриста, как указано у пророков> (5, стр. 138). И в ожидании этого неизбежного будущего он убеждал правителей всего мира ускорить установление <царства божьего на земле>.


Обращаясь к государям и властителям земли, Кампанелла призывает их к осуществлению основных принципов своей политической теории, и если обещает им всемирное владычество, то именно как результат правильной, основанной на открытых им принципах политики. <Не так следует управлять>, - заявляет он в обращении к испанскому королю (27, стр. 78), и таков тон всех его политических сочинений.

Кампанелла опровергает в <Испанской монархии> тех, кто полагает, что государство существует для государя, что государь правит ради своего собственного блага (см. 23, стр. 108). Государственная власть должна иметь в виду интересы всего народа, а не богатой и знатной верхушки общества. <Законы, - говорит Кампанелла, - должны быть таковы, чтобы народ исполнял их скорее из любви, чем из страха, видя, что они полезны ему. Ибо, когда законы полезны только королю или немногим его приспешникам, народ их ненавидит> (23, стр. 118). Идее государственной необходимости Кампанелла противопоставил в <Политических афоризмах> идею равенства, имеющего в виду общественное благо. При разумном государственном устройстве законы должны <ввести равенство, эту кормилицу государства, и устранить пагубное неравенство>, а для этого иметь в виду <общественное богатство>, <частную бедность> и <справедливое правление> (28, стр. 101 - 102).

Государство гибнет от <обогащения и усиления баронов> (28, стр. 130), от их насилий и грабежей страдают поданные - необходимо сократить доходы знати, ликвидировать частные тюрьмы (23, стр. 168 - 173).

Доблесть, а не знатность должны иметь силу в глазах государя (23, стр. 130), а во избежание конфликтов между народом и знатью нужно <считать благородным... всякого достойного человека> (28, стр. 135 - 136) в гораздо большей мере, нежели тех <благородных бездельников, которые скорее являются не частями государственного тела, а его испражнениями и паразитами> (82, стр. 88). Установлению равенства должна служить налоговая политика. Богатство не в деньгах, поучает Кампанелла государей, а в подданных, в лучшем ведении хозяйства. Грабительской финансовой политике испанской короны Кампанелла противопоставляет новую систему налогового обложения, исходившую из принципов равенства и справедливости.

Необходимо <больше думать о бедных, чем о богатых> (23, стр. 150). Надо обложить налогами баронов и ростовщиков, ввести подоходное обложение, заставить их платить половину всех налоговых сборов. При этом налоги на предметы первой необходимости должны быть предельно снижены, и, напротив, следует резко повысить обложение предметов роскоши, <чтобы богатых приравнять к бедным и увеличить доходы> (82, стр. 91).

Чтобы прекратить голод и бедствия в землях вице-королевства, Кампанелла предлагает ввести государственную монополию хлебной торговли и запретить спекуляцию хлебом. Государство, создав хлебные запасы, сможет продавать населению хлеб по умеренным ценам и одновременно увеличить доходы казны (31, стр. 167 -- 198). Государственные средства должны расходоваться на общенародные нужды: на содержание войска, на просвещение, а не на прихоти королевского двора. <В народе вызывают недовольство те налоги, которые расходуются на суету, но он согласится с теми, которые сохраняются ради общественного блага> (82, стр. 92).

В наилучшем государстве <каждый избран исполнять те обязанности, для которых он рожден, ибо тогда воцарится разум>, - такой отбор людей по их личным качествам Кампанелла противопоставляет существующим порядкам, при которых люди <становятся королями потому, что они сыновья короля, офицерами - потому, что они дети дворян, или благодаря родству и дружбе с правителями, или благодаря богатству, а не потому, что добры и мудры>, что ведет государство к гибели (28, стр. 99).

Все эти меры должны привести к осуществлению во всей полноте социальной программы Кампанеллы - к общности имуществ. Государство, в котором царит общность имуществ, Кампанелла считает <наиболее естественным>, т. е. соответствующим природе. <Равенство имуществ делает государство совершенным, устойчивым и прочным> (28, стр. 90).

Коренной реформе подлежит и армия.

Кампанелла требует упразднения сословных привилегий, создания всенародного войска, в котором с солдатами не обращались бы как со скотом (см. 23, стр. 137). Нужно учредить военные и морские училища для под- готовки офицеров. Но главное нововведение, которое предлагает Кампанелла, - это всеобщее вооружение народа, в котором он видит гарантию прочного и справедливого правления. <Чтобы народ не бунтовал, - писал он, обращаясь к Филиппу III Испанскому, - лучше вооружить его, чем разоружить.

Тогда, если ты будешь хорошо управлять, народ употребит оружие в твою пользу, а если ты будешь управлять дурно и неблагоразумно, то народ, хотя бы он и не был вооружен, восстанет, и найдет себе оружие, и повернет его против тебя> (23, стр. 111). Политическая программа Кампанеллы предусматривает заботу государства о просвещении. Он призывает учреждать училища, поощрять занятия естественными и математическими науками. Для этой цели он предлагает использовать монашеские ордена. Необходимо уничтожить бесполезные монастыри и создать новые, при которых основать бесплатные народные школы. Монахи должны оказывать бесплатную медицинскую помощь населению, в первую очередь беднякам, и для этого ездить по деревням. Монастыри должны специализироваться по наукам и ремеслам и бесплатно обучать крестьян земледелию и скотоводству. Необходимо поощрять научные исследования, предоставить свободу философии, организовывать научные экспедиции в Новый Свет для описания новых земель и изучения звезд (см. 23, стр. 116 - 118; 30, стр. 119; 82, стр. 8191). Для всеобщего преобразования мира реально существующая католическая иерархия подходила столь же мало, как и феодальное испанское королевство. Поэтому, исходя из учения о необходимости в идеальном государстве <духовной общности>, которую может обеспечить религия и церковь, Кампанелла обращается к папе и прелатам католицизма с широкой программой церковных преобразований. Существующее положение его не может удовлетворить. Современная религия, писал Кампанелла в <Богословии>, <стала школой тех, кто хочет избежать наказаний, и уловкой государей, и прикрытием преступлений, и тяготой для государства, и обманом несчастных, и есть опасность, что все народы поверят, что религия - это искусство держать их в узде, как учит Макиавелли и большая часть политиков. . . > (9О, стр. 282). Современные священники <живут, как и государи, в соответствии с учением о государственной необходимости>, писал он папе Павлу V в 1606 г. и предлагал, <чтобы все духовенство, красное или белое, зеленое или черное, ходило в церковь босым, и постилось, и пило простое вино, и ело мужицкий хлеб> (Z5, стр. 41).

<Нужно управлять церковным государством, - поучал он римского первосвященника, - так, чтобы все другие народы испытывали зависть и стремились попасть под владычество церкви. А где теперь различие между подданными церкви и иных государей Казни и налоги, тюрьмы, пытки и притеснения подобны во всем> (25, стр. 44).

Церковь не сможет осуществить всеобщее преобразование, если <римский клир не реформирует сам себя>. Однако Кампанелла не присоединился к последователям Реформации. Он до последних дней своей жизни отстаивал неприкосновенность церковных имуществ. Не ликвидацию церковных богатств ради обогащения светских государей, дворянства и буржуазии предлагает он, а иное использование имущества католической церкви. И здесь он стремится внедрить свою коммунистическую программу: монастыри должны стать ячейками социального преобразования, в них все должно быть поистине общим и служить они должны всему народу.

Он предлагает полную реформу монастырей для превращения их в общественно полезные учреждения. При этом монахи должны превратиться в некое подобие той учено-жреческой касты, которая заправляет делами Города Солнца. Реформа должна затронуть всю церковную иерархию. Кампанелла требует ограничить доходы кардиналов и епископов, обратив средства на содержание учебных заведений, покончить с непотизмом, не допускать к высшим церковным постам членов королевских и княжеских родов, строго соблюдать последовательность прохождения церковной карьеры, предоставляя преимущество особо отличившимся миссионерам и ученым ( <добродетельным можно и прикинуться, а ученость очевидна>), скорее бедным, чем богатым (27, стр. 57 -- 60; 82, стр. 91 -- 92). И главой римской церкви должен, по мысли калабрийского реформатора, стать самый мудрый и образованный человек, независимо от его происхождения.

Само христианское учение Кампанелла принимает, истолковывая его в духе той неестественной религии>, т. е. религии, свойственной всем людям от природы, которую исповедовали солярии. <Я рассматриваю нравственные предписания Христа, - писал Кампанелла папе Павлу V, - и показываю с помощью божественной магии, что они соответствуют закону природы, и раскрываю, что Христос есть любовно правящий Первый разум. . . > (25, стр. 55). Все люди, по природе своей будучи разумными, уже тем самым являются, не сознавая того, христианами.

Именно поэтому Кампанелла готов был избрать христианство как орудие духовного всемирного единения народов. Вступая в полемику с протестантами и реформаторами, он особенно яростно отвергал учение кальвинизма о божественном предопределении, согласно которому люди лишены свободы воли и заранее, от века, по воле бога, предопределены к вечной гибели или спасению.

Особенно резкие возражения вызывали у него политические последствия кальвинизма: отрицание свободы воли, говорит он, превращает правителей в тиранов, а народы в мятежников (35, стр. 139 -- 140). Не во имя усиления власти римской курии пропагандировал Кампанелла идею религиозно-политической миссии в своем труде <Вспомнят и обратятся к господу все края земли>. Обращаясь к ангелам и дьяволам, к римскому папе и самому себе, к католикам и реформаторам, к православным и монофизитам, к язычникам Старого и Нового Света, к мусульманам и иудеям, Кампанелла ставил своей целью достижение полного политического и нравственного единения человечества. Итак, та всемирная теократическая монархия, которую страстно проповедовал Кампанелла, не имела ничего общего ни с притязаниями испанской короны, ни с политикой папского престола. Не случайно <Испанская монархия> не нашла поклонников при испанском дворе, а <Монархия мессии> была уничтожена папской цензурой. Образ правителя, нарисованный Кампанеллой в <Испанской монархии>, просвещенного государя, знатока всех наук, правящего в интересах народа, и тот папа, которого он предлагал избрать в своем обращении к конклаву, скорее сродни Метафизику из <Города Солнца>, нежели реальным политикам Рима и Мадрида.




Но Кампанелла не ограничивался призывами к объединению. Он давал испанкой короне конкретные советы. Он рисовал четкий план завоевания мирового владычества. И тут в конкретно-политической программе яростный враг макиавеллизма предстает перед нами как достойный ученик флорентийского секретаря. Осудив Макиавелли за подчинение совести и религии политической необходимости, он одновременно предлагает испанскому правительству устраивать массовые переселения покоренных народов, сеять среди врагов смуты, раздоры и религиозные распри, подкупать политических деятелей, похищать женщин и выдавать их замуж за испанцев, немедленно уничтожать политических противников (он осуждает Карла V за то, что тот не воспользовался случаем и не убил Франциска I и Лютера); он учит короля проводить жестокие и репрессивные меры в первый же день после завоевания, причем от имени исполнителей, а потом постепенно ублаготворять народ подачками, даруя блага уже от своего имени.


Так, оспаривая и отвергая макиавеллизм как учение о цели и сущности политики, Кампанелла в средствах осуществления своего всемирного идеала применяет те самые методы реальной политики, которые были сформулированы Макиавелли и его последователями.

Во главе всемирного государства должен стать самый сильный из существующих в мире государей. Первоначально Кампанелла предлагал роль объединителя Испании, но потом, убедившись в упадке и закате испанского владычества, он видит во Франции <меч>, способный собрать народы земли в <единое стадо>. В <Политической речи> 1635 г. он опровергает собственную <Испанскую монархию>, предсказывая неизбежное крушение Испании и разъясняя преимущества Франции. Не отрекаясь от прежнего своего сочинения, уже широко известного в Европе, он считает нужным создать новый <панегирик, вроде того, какой Кампанелла написал для испанцев, доказав в нем, что народам полезнее подчиниться французам, нежели испанцам> (82, стр. 343).

Всемирная монархия не мыслится им как деспотическое правление сильнейшего государя, это скорее своего рода союз государств и народов. Во главе его должен стоять римский первосвященник. В разделе <О наилучшем средстве для восстановления утраченной империи христиан и защиты ее от зол внутренних и внешних> книги <Вспомнят и обратятся. . . > он рисует идеал всемирно-государственного единства. В Риме под верховенством папы следует учредить сенат, в который войдут либо главы всех государств, либо их представители. Все государи обязуются повиноваться постановлениям этого сената. Безусловно воспрещаются всякие войны, споры должны решаться путем мирного обсуждения. Если какой-нибудь тиран вздумает начать войну, то все остальные государи клятвенно обязуются совместно выступить против нарушителя общего мира (27, стр. 68 - 71).


В рамках этого общего всемирного единства должна быть разрешена и особенно волнующая калабрийского реформатора проблема его родины - Италии. Еще в <Речах к итальянским князьям> Кампанелла предлагает создать общеитальянский сенат государей под эгидой папы (31, стр. 150 164). Главная же цель - единство страны в любой форме. <О если бы воцарился во всей Италии один из вас, - писал он, обращаясь к итальянским князьям, в книге <Вспомнят и обратятся. . . >, - или сам папа или, если вы не хотите этого, подчинились бы все испанцу, и собранная воедино и возросшая мощь одного в христианстве государя противостояла бы турку! Но вы не хотите ни того ни другого... И на ваших глазах чужаки пожирают ваше наследство> (27, стр. 64).


Италии в своей программе всемирной монархии Кампанелла отводит особое место.


Объединенная, она станет центром нового, единого государства, местом сбора сената всех государей и вернет себе былое величие.

Л пока что он стремится любыми средствами прекратить внутренние раздоры и добиться единства. В последние годы жизни Кампанелла побуждает Францию в союзе с папством добиться освобождения Италии от испанского гнета. В <Политических афоризмах о нуждах Франции в 1635 г. >, в <Афористических советах, как следует в настоящее время вести дело с австрийцами и итальянцами для низвержения испанского владычества>, в <Обращении к французскому народу> Кампанелла поддерживает антииспанскую политику Франции, дает советы, как следует вести переговоры с отдельными итальянскими государствами, пишет обращения к ним от имени французской короны.

Патриотическая мечта об освобождении и объединении родины сливается в программе Кампанеллы с утопией <Города Солнца> и всемирной <Монархии мессии>.

Во второе, парижское издание <Реальной философии> Кампанелла включил написанный уже в Париже взамен уничтоженной римской цензурой <Монархии мессии> трактат <О царстве божьем>. Речь идет о царстве божьем на земле, царстве равенства и справедливости. <Так как всеобщее счастье всего человеческого рода, желанное от века и проповеданное науками, не может не осуществиться, и все ненавистные бедствия не могут прекратиться иначе как в царстве божьем... и не может быть тщетным это всеобщее стремление, и не могут не исполниться писания пророков, - пишет Кампанелла в этом своем <политическом завещании>, -- я Желаю теперь сказать нечто о царстве божьем в утешение всем народам и ради согласия, надежды и утешения государей>

Только в этой всемирной монархии, в рамках которой осуществится утопия <Города Солнца>, человечество достигнет мира, прекращения войн, расколов и ересей, освобождения от страха, голода и болезней.

Каким виделось Кампанелле это царство божье на земле, мы знаем из 14-й книги <Боголовия>. Прямо ссылаясь на <Город Солнца>, Кампанелла перенес в этот последний вариант своей утопии все существенные черты коммунистической программы калабрийского заговора, начиная от общности имуществ и всеобщего труда и кончая организацией управления; единственное, от чего он здесь отказался, - это общность жен "в отношении ложа". Размышления об идеальном общественном устройстве соединяются здесь с программой всемирного объединения, с сенатом из правителей всех земель мира, "дабы не было войн и перековали мечи на орала" (87, стр. 59). И здесь обе стороны его социально-политической программы коммунистическое переустройство общества и прекращение межнациональных и межгосударственных войн и раздоров- напрочно соединены.


Стареющий философ-политик не оставляет мысли об осуществлении этой программы. В 1637 г. , посвящая кардиналу Ришелье новое парижское издание своей книги <О cnoсобности вещей к ощущению и о магии>, Кампанелла писал: <И Город Солнца, который я изобразил, а тебе надлежит воздвигнуть, да воссияет вечным и немеркнущим светом>

5 сентября 1633 г. , в день, когда философу-изгнаннику исполнилось 70 лет, родился наследник французской короны. Кампанелле - астрологу и поэту - был заказан гороскоп на рождение царственного младенца. В стихотворной латинской <Эклоге на рождение дофина>, опубликованной в январе 1638 г. , за несколько месяцев до смерти автора, Кампанелла дал волю своим мечтам о наступлении золотого века. <Родился великий герой, и он воссоединит все народы в едином христианстве и воздвигнет храм мира>, - провозглашал он в последнем порыве пророческого вдохновения. Образ будущего короля Франции приобрел - в который раз- знакомые черты правителя-философа: До основанья изучит искусство войны он и мира, В тайны небес и во все, что земля и вода производят, Вникнет глубоким умом, и вещей познает систему, Связи постигнет, раскрыв веления судеб и Рока. . .

Не придворный астролог и льстивый стихотворец- автор <Города Солнца> в сознании своей исторической миссии обращался к будущему коронованному властелину Франции.

И восхитительный Град, что назван по имени Солнца, Ныне от сердца всего я посвящаю тебе - так начинал он <Эклогу> и завершал ее видением своей осуществленной мечты: Соединятся цари, воедино сольются народы: Солнечным названный Град воздвигнет великий герой (7, стр. 300 -- 310).

Людовик XIV не осуществил возложенных на него калабрийским изгнанником надежд. Он не создал царства божьего на земле, не воздвиг Города Солнца. Его самого придворные панегиристы назвали <Король Солнце>. Восторжествовала макиавеллистская государственная необходимость абсолютной монархии.

Политическая программа Томмазо Кампанеллы обернулась утопией.Реальной философии
Опубликовано на сайте: http://intencia.ru
Прямая ссылка: http://intencia.ru/index.php?name=Pages&op=view&id=724