Сущее, составляющее предмет теоретических наук, существует необходимо, а потому и знание о нем в известном смысле вечно, нерушимо. «Мы все предполагаем, — пишет Аристотель, — что познанное нами не может быть и иным; напротив, о том, что может быть иным, мы не знаем, когда оно более нами не рассматривается, существует ли оно или нет. Итак, предмет науки — необходимое; он, следовательно, и вечен, ибо все то, что существует безусловно по необходимости, вечно, а вечное — не создано и нерушимо».
Онтологическая, объективная необходимость сущего, составляющего предмет рассмотрения теоретических наук, получает свое адекватное выражение в научно-теоретическом знании и способе его конституирования. А именно: научно-теоретическое знание есть знание логически доказанное, теоретическая наука есть система логически доказанных и в этом смысле необходимых истин, которые по самому своему существу не могут быть иными. Аристотель пишет: «Далее, кажется, что всякой науке можно выучиться и всякому предмету знания обучить. Всякое обучение, как мы об этом говорили в аналитике, возникает из того, что ранее известно, частью — путем наведения, частью — путем умозаключения. Наведение есть метод образования общих положений, а умозаключение — выведение из общего. Умозаключение предполагает [посылки] принципы, на которых основываются и которые сами не могут быть доказаны силлогизмом (но наведением).
Итак, наука есть приобретенная способность души к доказательствам; к этому следует еще прибавить те определения, которые мы дали в аналитике [Anal. post. I 1]. Человек знает тогда, когда он уверен и ему ясны принципы [знания]. Он будет владеть случайным знанием, если уверенность в принципах не большая, чем относительно заключений».
Рассмотрев своеобразие теоретических наук, Аристотель стремится, далее, более конкретно определить специфику наук практических и творческих, продуктивных наук. Предметом практических и творческих наук является становление, а их результаты не имеют необходимого характера. «К тому, что может быть иным [то есть не необходимо], — пишет Аристотель, — относятся творчество и деятельность, ибо творчество (poiesis) и деятельность (praxis) не одно и то же, в чем мы убедились в эксотерических лекциях. Следовательно, приобретенное душевное свойство деятельности, сообразной с разумом, различно от свойства разумного творчества. Поэтому-то одно не содержится в другом, ибо деятельность не есть творчество, а творчество не есть деятельность»
Таким образом, деятельность, осуществляющаяся в практических и творческих науках, разумна, как, впрочем, и познание, осуществляющееся в теоретических науках, но зто разумность особого рода.
Следующее важное отличие практических и творческих наук от наук теоретических Аристотель усматривает в различии источника деятельности. У наук «о творчестве источник творчества лежит в том, кто создает, а не в том, что создается, и таковым является или искусство, или какая-либо другая способность. И подобным же образом у науки о деятельности движение (происходит) не в совершаемом деле, а скорее — в тех, кто (его) совершает. Между тем наука физика имеет дело с предметами, у которых начало движения— в них самих».
Усматривая много общих, родственных моментов у практических и творческих наук, Аристотель подчеркивает и их различие. Наиболее существенное из них он усматривает в характере целей, на достижение которых направлена присущая им деятельность, а именно: цель практических наук — благо, цель творческих наук — прекрасное.
Согласно Аристотелю, любое «искусство касается генезиса, творчества и теории того, как что-либо создается из того, что может быть или не быть» [цит. по: 163, т. 4, с. 381]. В частности, «задача поэта — говорить не о происшедшем (ta genomena), а о том, что могло бы случиться, о возможном по вероятности или необходимости» . Эта направленность всех искусств прежде всего на область возможного, а не фактически, действительно происходящего и происшедшего, отличает, на наш взгляд, творческие науки не только от наук теоретических, исследующих сущее, но и от наук практических, рассматривающих деятельность как она действительно осуществляется, а не является лишь возможной. «Историк и поэт, — пишет в этой связи Аристотель, — различаются не тем, что один говорит стихами, а другой прозой. Ведь сочинения Геродота можно было бы переложить в стихи, и все-таки это была бы такая же история в метрах, как и без метров. Разница в том, что один рассказывает о происшедшем (ta genomena), другой — о том, что могло бы произойти».
С точки зрения Аристотеля, любое искусство представляет собой приобретенную, руководимую разумом привычку к творчеству возможного, могущего и осуществиться в действительности. «Если домостроение — искусство, — пишет он, — и, в некотором роде, приобретенная привычка творчества, следующего разуму, и если, с одной стороны, не существует искусства, которое не было бы разумною творческою привычкой, а с другой — не существует подобной привычки вне искусства, то можно сказать, что искусство и приобретенное душевное свойство творчества, следующего истинному разуму, — одно и то же». При этом все искусства имеют свою преимущественную направленность на долженствующий быть созданным прекрасный объект, в то время как собственно практические науки исследуют практическую деятельность как таковую. В этом заключается, на наш взгляд, еще одно существенное отличие творческих наук от наук практических.
Вслед за основополагающим разделением всех наук по характеру присущих им целей, предметов, способов исследования и типов получаемого знания на теоретические, практические и творческие науки Аристотель делает дальнейший шаг, дифференцируя отдельные дисциплины внутри основных родов наук.
В пределах теоретических наук, познающих сущее ради истины как таковой, а не ради использования знания в какой-либо форме, Аристотель выделяет три основные дисциплины: физику, математику и «первую философию». В основу такого разграничения он кладет прежде всего принцип различия предметов познания. Согласно Стагириту, «существует три рода научных исследований: одно — о вещах неподвижных, другое — о движущихся, но не гибнущих, третье — о вещах гибнущих». В качестве «неподвижного», вечного выступает сущее как таковое, наука же о нем — «первая философия». Вещи «движущиеся, но не гибнущие» изучает астрономия, являющаяся «физической частью математики». Наконец, «вещи гибнущие», преходящие составляют предмет изучения физики.
Наряду с этим онтологическим по своей сути подходом к вопросу о специфике основных теоретических наук Аристотель применяет и подход гносеологический, выявляющий различия в способах исследования, свойственных различным теоретическим наукам. Физик, согласно Аристотелю, изучает состояния тел в природе и «определенные материи» как они существуют сами по себе. Математик в свою очередь исследует свойства, не отделимые от тел и не являющиеся одновременно состоянием определенных тел, однако таким образом, что эти свойства «берутся в абстракции». И наконец, поскольку свойства тел «отмежеваны [от всего телесного, они составляют предмет изучения] философа-метафизика».
|
