Таким образом, при восприятии возвышенного проявляется ограниченность органов чувств человека в его попытках отразить абсолютное целое и мощь его интеллектуальных сил, разума, способного своими идеями постигнуть это абсолютно целое, как и многое другое, недоступное чувственному восприятию.
Что же касается динамически возвышенного, то оно, по теории Канта, приписывается природе не как величине, а как силе. Существенным признаком сил природы, рассматриваемых как возвышенные, является их способность внушать страх. Поэтому, утверждает Кант, “для эстетической способности суждения природа может считаться силой, стало быть, динамически возвышенным, лишь поскольку она рассматривается как предмет страха” (5, 268). Но одного этого условия еще недостаточно. Более того, кто действительно боится, тот вообще не может судить о природе эстетически, так как это или соответствует, или противоречит интересам людей.
“Кто боится, тот вообще не может судить о возвышенном в природе, как не может судить о прекрасном тот, кто во власти склонности и влечения” (5, 269).
Возвышенным сила природы представляется тогда, когда в суждении о ней человек ее находит страшной, но при этом не испытывает реального страха за свою жизнь и судьбу. Более того, страшные на вид предметы природы (гром, вулканы, ураганы и т. д.), называемые возвышенными, при их созерцании “увеличивают душевную силу сверх обычного и позволяют обнаружить в себе совершенно другого рода способность сопротивления, которая дает нам мужество померяться [силами] с кажущимся всемогуществом природы”
Подобно тому как выявление ограниченности возможностей чувственного восприятия математически возвышенного приводит к обнаружению мощи разума, так и восприятие динамически возвышенного дает человеку возможность почувствовать свое физическое бессилие перед грандиозными стихийными силами природы и в то же время пробуждает в человеке гордость за человеческий род. Чувство превосходства над природой возвышается над страхом перед ее могучими явлениями. “Следовательно,— резюмирует Кант,— природа называется здесь возвышенной только потому, что она возвышает воображение до изображения тех случаев, в которых душа может ощущать возвышенность своего назначения по сравнению с природой” (5,270).
Правда, назначение человека и его способностей принадлежит отчасти и природе в виде задатков этих способностей, однако, как справедливо считает Кант, это только исходный материал. Развитие и упражнение нашей природы “предоставляется нам и возлагается на нас” (там же).
В заключение своего анализа динамически возвышенного Кант, как и при рассмотрении математически возвышенного, приходит к выводу, что силы природы сами по себе не являются возвышенными, а служат лишь поводом для возникновения чувства возвышенного в душе человека, которое и переносится на явления природы, возбудившие это чувство.
“Следовательно,— утверждает Кант,— возвышенность содержится не в какой-либо вещи в природе, а только в нашей душе, поскольку мы можем сознавать свое превосходство над природой в нас, а тем самым и над природой вне нас (насколько она на нас влияет). Все, что вызывает в нас это чувство,— а сюда надо отнести и могущество природы, которое возбуждает наши силы,— называется поэтому (хотя и в переносном смысле) возвышенным...”
В самом деле, по утверждению Канта, способность к суждению о возвышенном связана с нравственными чувствами человека и заключается “именно в том, что вместе со здравым рассудком можно ожидать у каждого человека и требовать от него, а именно в задатках чувства (практических) идей, т. е. морального чувства”. Возможность требовать правильного суждения о возвышенном основывается здесь на наличии у каждого человека морального чувства. При восприятии возвышенного человек более, чем при созерцании любых других предметов — приятных, полезных или прекрасных, приближается к миру идей, преодолевая (и отчасти подавляя) ограниченность чувственного постижения мира.
“Расположение души к чувству возвышенного,— писал Кант,— требует восприимчивости ее к идеям; ведь именно в несоответствии природы с идеями, стало быть, только при наличии этого несоответствия и при усилии воображения рассматривать природу как схему для них состоит то, что отпугивает чувственность и в то же время привлекает [нас], так как [здесь] разум оказывает принудительное воздействие на чувственность, для того лишь, чтобы расширить ее в соответствии со своей собственной областью (практической) и заставить ее заглянуть в бесконечность, которая для чувственности представляет собой бездну”.
М. Н. АФАСИЖЕВ
|
