Философия французского просвещения
Просветительский антиисторизм. Заблуждения, ошибки представляют собой нечто необходимое,—их могло бы и не быть. Правда, именно в прошлом возникновение заблуждений было более вероятным,—на заре своего развития разум был непросвещенным, и люди были невежественными и легковерными. Но несмотря ни на что, всякое отклонение от нормы случайно, и история далекого и близкого прошлого есть. скопление случайностей и нелепостей, вызванных невежеством. Прошлая эпоха была столетиями глупости и обмана, своего рода перерывом в поступательном движении человечества, «дыркой (Ie trou)», «провалом (la rupture)» в истории. Так просветители характеризовали времена «рабства», под которыми имели в виду и период собственно рабовладения в седой древности и тысячелетнее господство феодальных отношений в Западной Европе, не видя между ними никакого принципиального различия.
В результате возникает схема, состоящая из двух параллельных цепочек, из которых каждая сложена из звеньев, тождественных друг другу или по крайней мере однопорядковых и взаимообусловленных. В одной из них собраны и приравнены «нормальные» явления: просвещение = мудрость = добро = прогресс = любовь к знаниям = свободомыслие или атеизм = «царство разума» = счастье. В другой соединены явления негативные, извращенные: невежество = глупость = зло = косность = религиозное мракобесие = политический деспотизм = несчастье. Под «глупостью» здесь имеется в виду не отсутствие прирожденного ума, но невежество в смысле определенной установки и даже убеждения. Каждое из звеньев второй цепочки равенств представляет собой отклонение от соответствующего звена первой.
По мнению французских просветителей, «невежество» имеет тенденцию к сохранению, оно укрепляется правящими группами, так как выгодно им, помогая держать в подчинении покорную массу рабов или крепостных крестьян; невежество берется на вооружение «злыми людьми». Поэтому должна быть соответственно указана основа неодолимости развития разума, задерживаемого его противниками, но не уничтожимого. Эта основа есть нечто природное, едва ли нуждающееся, с точки зрения просветителей, в дальнейшем объяснений;
впрочем, иногда они ссылались на «потребность в движении», желания «улучшений» и т. п. Главное внимание они обратили в этой связи на другое, подчеркивая непреоборимую в конечном счете силу разума, который не все способен постичь в данное время, но который в будущем постигнет и осмыслит больше того, что смог ныне.
Возникает проблема пресловутого «агностицизма» французских материалистов. Это мнимая проблема, и В. И. Ленин категорически отверг обвинение в агностицизме по адресу Гольбаха и его единомышленников. Иногда цитируют отдельные высказывания просветителей, которые, казалось бы, свидетельствуют об их убеждении в непознаваемости мира, а одна из работ Вольтера так и называлась: «Незнающий философ», «Мы взвешивает материю,— писал он,— мы ее измеряем, мы ее разлагаем; но как только мы пожелаем ступить шаг за пределы этих грубых операций, мы обнаруживаем в себе бессилие, а перед собой пропасть» (15, 2, 190). Однако анализ приводит к иным выводам.
В отмеченных высказываниях просветителей выделяются пять различных моментов. Во-первых, методологическое сомнение, провозглашенное еще Декартом. Во-вторых, критическая оценка современного для них уровня в развитии знаний. Так, когда Вольтер пишет о том, что пока мы не знаем отношений между пауком и кольцом Сатурна, то имеет в виду, что познаем их когда-нибудь в будущем. В-третьих, частичное осознание того действительного факта, что есть много вопросов, которые механистическому мировоззрению в принципе не разрешить. В-четвертых, понимание невозможности никакой положительной теологии, в том числе деистической, почему Вольтер и признавался, что о боге ему ничего не известно. В-пятых, особая черта агнозиса входила составной частью в учение французских материалистов о фатализме, что подробно рассмотрим ниже. Ни один из перечисленных моментов не означает агностицизма в современном нам толковании слова или скептицизма в его Юмовом понимании. Просветители, как правило, были уверены в окончательной победе разума как совокупного ума людей, хотя путь к этой победе тернист и труден.
|
