 17.11.2010 - Пифагорейский союзПифагорейский союз основывался на добровольных началах. Относительно каждого желающего стать его членом собирались сведения о его прошлой деятельности. Вступающий в члены сообщества подвергался специальным испытаниям.Он отказывался от права личной собственности на свое имущество и богатство, которое отныне становилось достоянием всего союза, но мог получить их обратно в случае своего выхода из сообщества. В члены союза принимались преимущественно лица мужского пола, но, по всей вероятности, принимались и отдельные женщины (имеются свидетельства, что к союзу принадлежали жена Пифагора и жена пифагорейца Бронтина). Принятые в союз члены обязаны были следовать пифагорейскому образу жизни, регламентирующему различные стороны практического поведения пифагорейцев, и вырабатывать своеобразный пифагорейский образ мысли. Средствами приобретения последнего считались помимо гимнастических и музыкальных занятий прежде всего занятия математическими науками, а на высших ступенях — занятия философией. Члены союза обязаны были строго хранить целый ряд тайн, «священных истин» пифагорейского учения, за разглашение которых они подвергались суровым наказаниям (от отлучения до физического уничтожения). В частности, одной из «тайн» пифагорейцев считалась открытая ими несоизмеримость диагонали квадрата с его стороной, а также их философские принципы. Историки философии и науки существенно расходятся между собой уже в понимании высшей цели, которую преследовала организация союза и деятельность его членов. В частности, Гегель полагал, что высшее назначение союза заключалось в развитии высоконравственной личности посредством усовершенствования и развития не только физических, телесных способностей, но и научных и философских познаний. Аналогичной точки зрения придерживаются Виндельбанд и Целлер, усматривающие высшую цель пифагорейского союза в задаче нравственного обновления общественной жизни и совершенствовании отдельной личности. В соответствии с этим не только наука, но и философия и религия и весь образ практического поведения пифагорейцев трактуются как средства реализации этой высшей цели. Маковельский, учитывая историческое развитие пифагореизма и связанные с ним изменения в характере основной цели пифагорейского союза, считает, что «пифагорейский союз первоначально был по преимуществу религиозным учреждением, он имел свой культ, свои правила богослужения, свои предписания относительно пищи, одежды, очищения и т. д.; каждый шаг жизни его членов был подчинен строгим правилам. Основатель этой церкви — Пифагор, является в глазах членов ее полубожественным существом, чудотворцем и прорицателем». Высшая цель союза на этом этапе заключалась, согласно Маковельскому, в спасении души, достигаемом «пифагорейским образом жизни», а «научным занятиям было отведено почетное, но незначительное место. В V веке научное исследование становится главным интересом школы и такое положение вещей сохраняется до половины IV века, когда научный пифагореизм как самостоятельное течение философской мысли сходит со сцены; он сливается с платонизмом и перекочевывает в древнюю Академию. Этот момент и считают обыкновенно концом древней пифагорейской школы. Однако пифагореизм, как религиозное явление (пифагорейские оргии и мистерии), не только не исчезает вместе с пифагорейской философией, но, напротив, распространяется еще сильнее, как об этом можно судить на основании фрагментов средней комедии». Пройдя стадию мистицизма, пифагореизм в начале I в. н. э. возрождается в форме неопифагореизма, с одной стороны, и входит в содержание учений Академии, Стой и христианской церкви — с другой. Таким образом, с точки зрения Маковельского, цель пифагореизма существенно преобразуется от первоначально религиозной в научную, после чего возрождается религиозный характер учения, который затем раздваивается на две цели: научно-философскую и собственно религиозную, сливающуюся с учением христианской церкви. Другие авторы главную цель пифагорейского союза усматривают в научной деятельности его членов (Аристоксен), многие историки, в том числе советские, видят ее в политической деятельности (точка зрения, восходящая к Дикеарху). При этом выявляются значительные расхождения в трактовке существа политики, проводимой пифагорейцами. Пифагорейское сообщество квалифицируют то как аристократический союз, политическая деятельность которого, в сущности, была антидемократической, реакционной, служащей интересам богатой аристократии (точка зрения советских авторов трехтомной «Истории философии», игнорируя то обстоятельство, что, вступая в союз, члены его добровольно приносили в общее достояние свою личную собственность и богатство, то как союз интеллектуальной, а не родовой аристократии, то как союз, деятельность которого имела демократическую направленность (точка зрения Дж. Томсона, Дж. Бернала). Что же в этих точках зрения отражает обусловленный тем или иным интересом их авторов вымысел, а что воспроизводит историческую правду? Споры о том, какова же была высшая цель деятельности пифагорейского союза, несомненно, имеют под собой определенные основания, но все же в значительной мере они не оправданы. Каждая из позиций в этом споре является результатом чрезмерного, одностороннего выпячивания, подчеркивания какой-либо одной или нескольких сторон деятельности пифагорейцев и игнорирования других моментов. Поскольку деятельность членов союза, обнимавшего собой все стороны их существования, была столь же многосторонней и многогранной, сколь многогранна и многостороння человеческая жизнь в ее разнообразных конкретных потребностях, постольку каждая из рассмотренных точек зрения имеет под собой не выдуманное, а действительное основание. Однако несомненно и то, что строгая регламентация как внешнего поведения (необходимость соблюдения системы предписаний — «акусмата»*, запрещавших или разрешавших то или иное действие и точно указывавших способ его осуществления, а также бездоказательных положений, раскрывающих смысл вещей), так и внутренней жизни (распределение досуга между занятиями математикой, музыкой, изучением сокровенных основ учения и ежедневно исполняемой обязанностью размышления как над содеянным в течение дня, так и над предстоящими делами) предполагала субординацию различных сторон деятельности членов союза. Высшей формой деятельности пифагорейцы считали метафизику, к изучению которой допускались члены союза лишь после усвоения низших истин. Высшей формой деятельности они, вероятно, считали и деятельность религиозную. Последняя, видимо, была наиболее ценной прежде всего для тех членов союза, которые находились еще на первой ступени овладения учением в целом, на ступени дофилософской. Политическая же деятельность обеспечивала фактическое признание и осуществление силы пифагорейского учения в непосредственной практической жизни, гармонически согласуясь с претензией членов союза на духовное руководство непосвященными в их учение. Что касается собственно научной деятельности, точнее, деятельности, связанной прежде всего с усвоением круга частных познаний, а не с их дальнейшей разработкой, то она занимала самое низкое положение. Ценность и значение различных форм деятельности могли то возрастать, то понижаться на различных исторических этапах существования союза, но все эти формы в той или иной мере имели место всегда, причем эта основная иерархия ценностей была, по всей вероятности, преобладающей. В пользу такого истолкования соотношения различных направлений и форм деятельности пифагорейцев, а следовательно, и связанного с этим понимания высшей цели пифагорейскою союза служит и то обстоятельство, что образование у пифагорейцев подразделялось на две последовательные ступени: низшую и высшую. В течение первых пяти лет вновь принятые члены союза обучались математике, музыке, усваивали пифагорейский образ жизни с его строго регламентированной системой предписаний — «акусмата». Причем им вменялось в обязанность молчание, запрещалось обсуждение как «акусмата», так и усваиваемых частнонаучных знаний. Лишь после этого пятилетнего молчания и связанного с ним предварительного обучения низшим знаниям наиболее преуспевшие как в пифагорейском образе жизни, так и в науках допускались в круг членов союза, изучающих высшие истины — истины метафизики, и осуществляющих развитие частных, прежде всего математических, наук. С этим различением двух ступеней пифагорейского учения и образования и связанного с ним разделения на два круга членов союза не совпадает проводимое Дильсом и позднейшими исследованиями деление членов союза на «акусматиков» и «математиков». «Акусматиками» назывались последователи отлученного от союза Гиппаса, выдвинувшего впервые, еще до Гераклита, учение, согласно которому в основе всего сущего лежит субстанция огня. Особенность «акусматиков» помимо приверженности их этому учению заключалась, видимо, главным образом в том, что они слишком тщательно заботились о соблюдении «пифагорейского образа жизни», требуя строгого соблюдения «акусмата», и значительно меньше внимания уделяли собственно научной деятельности. «Математики» (mathema — знание, учение, наука), также соблюдавшие предписания «акусмата», считали наиболее значимой не столько внешнюю практическую сторону жизнедеятельности, сколько познавательно-теоретическую деятельность. К «математикам» относились сторонники и последователи Пифагора и его учения. Что же касается взаимоотношений между «акусматиками» и «математиками», то в целом они характеризовались враждой и сознанием интеллектуального превосходства последних над первыми. В этом введенном Пифагором разделении «образа жизни», регулировавшего посредством системы «акусмата» внешнюю, по-веденческо-практическую сторону жизнедеятельности членов союза, и особого «образа мысли», связанного с их познавательно-теоретической деятельностью, уже намечается более позднее, фундаментальное по своему значению разграничение человеческой деятельности на практическую и теоретическую, явившееся основой для дальнейшей дифференциации и упорядочения области собственно теоретической, а значит, и для последующей разработки более строгих, развитых концепций, устанавливающих определенные взаимоотношения между частнонаучным знанием и знанием философским. Используя это различение теоретической и практической деятельности, Платон и Аристотель обосновали тезис о принципиально теоретическом характере философского познания. Разграничение «образа жизни» и «способа мысли», а также различение двух ступеней пифагорейского учения и образования и соответствующее разделение членов союза свидетельствуют о том, что пифагорейцы глубже, нежели милетцы, осознали отличие философии как высшего способа познания от частно-научных знаний, служивших пропедевтикой, предпосылкой собственно философских исследований. Сноски: *Примерами «акусмата» являются, в частности, запрещение употребления-в пищу бобов, мяса, запреты не разгребать огонь ножом, не сидеть на хлебной мере, не есть сердца, а также положительные предписания такого рода: «когда встаешь с постели, сверни постельное белье и разгладь оставшиеся на нем следы твоего тела», «обувь сперва должно надевать на правую ногу, мыть же следует сначала левую ногу» [см. 179, ч. 1, с. 58]. Примерами «акусмата» второго типа были следующие, преподаваемые в форме вопросов и ответов: Что самое справедливое? — Принесение жертв. Что самое прекрасное? — Гармония. Что такое острова блаженных? — Солнце и Луна и т. д. Надточаев А. С Опубликовано на сайте: http://intencia.ru Прямая ссылка: http://intencia.ru/index.php?name=Pages&op=view&id=709 |